— Как он называется? — спросил майор.
— Взгляните на карту. Это остров Мария—Тереза, но нет никаких следов этого названия ни в одном из трех документов.
— Никаких, — подтвердил Гленарван.
— Итак, предоставляю вам, друзья мои, — закончил географ, — решить, справедливо ли предположение, что в документе речь идет об Австралии?
— Несомненно, — единодушно ответили пассажиры и капитан «Дункана».
— Джон, — сказал тогда Гленарван, — достаточно ли у нас съестных запасов и топлива?
— Да, сэр, я сделал обильные запасы в Талькауано. Впрочем, если понадобится, мы легко сможем их пополнить в Капштадте.
— В таком случае дайте приказ отплыть.
— Еще одно замечание… — перебил своего друга майор.
— Говорите, Мак—Наббс!
— Как бы мы ни были уверены, что именно успех ждет нас в Австралии, не следует ли все же, осторожности ради, на день–два сделать остановку на островах Тристан–да–Кунья и Амстердам. Они расположены на нашем пути и нисколько не удлинят его. Мы узнаем, не осталось ли там следов крушения «Британии».
— Как вы недоверчивы, майор! — воскликнул Паганель.
— Я забочусь, главным образом, о том, чтобы нам не пришлось возвращаться вторично по нашим собственным следам, если Австралия не оправдает наших надежд.
— Эта предосторожность не кажется мне излишней, — заметил Гленарван.
— И менее всего я склонен уговаривать вас отказаться от нее, — добавил Паганель, — напротив.
— Итак, Джон, отдайте приказ плыть к островам Тристан–да–Кунья, — распорядился Гленарван.
— Слушаюсь, сэр, — ответил капитан и поднялся на свой мостик. Роберт и Мери Грант горячо поблагодарили Гленарвана.
Вскоре «Дункан» удалился от американского берега, держа курс на восток, разрезая своим форштевнем волны Атлантического океана.
Если бы яхта шла по экватору, то сто девяносто шесть градусов, отделяющих Австралию от Америки (или, точнее, мыс Бернуилли от мыса Корриентес), составили бы переход протяжением в одиннадцать тысяч семьсот шестьдесят географических миль. Но при следовании вдоль тридцать седьмой параллели эти сто девяносто шесть градусов составляли всего лишь девять тысяч четыреста восемьдесят миль пути. От американского берега до Тристан–да–Кунья две тысячи сто миль — расстояние, которое Джон Манглс рассчитывал пройти в десять дней, если восточные ветры не замедлят хода яхты. Молодому капитану посчастливилось: к вечеру бриз заметно спал, потом вообще изменил направление. Море успокоилось, и «Дункан» снова смог показать свои высокие мореходные качества.
Пассажиры в тот же день вернулись к своему обычному времяпрепровождению. Казалось, что они и не покидали судна на целый месяц. Вместо волн Тихого океана перед их глазами плескались теперь волны Атлантического океана, а за исключением некоторой разницы в оттенках все волны похожи друг на друга. Стихии, подвергшие наших путешественников стольким грозным испытаниям, казалось, соединили теперь свои усилия, чтобы им благоприятствовать.
Океан был спокоен. Дул попутный ветер, и паруса «Дункана», вздувшись под западным бризом, помогали неутомимому пару, заключенному в котлах.
Таким образом, этот переход закончился быстро, без злоключений и приключений. Все с доверием ждали австралийского берега. Надежду сменила уверенность. О капитане Гранте говорили так, будто яхта шла за ним в точно указанный порт. Уже были приготовлены каюта для него и койки для его двух товарищей. Мери Грант доставляло большую отраду самой устраивать отцовскую каюту, украшать ее. Мистер Олбинет уступил свою каюту, а сам перебрался к миссис Олбинет. Каюта, предназначенная для капитана Гранта, находилась рядом с знаменитой каютой номер шесть, заказанной Жаком Паганелем на пароходе «Шотландия». Ученый–географ сидел, почти все время запершись в ней. Он работал с утра до вечера над научным трудом, озаглавленным «Необычайные впечатления географа в аргентинских пампах». Часто можно было слышать, как он взволнованно декламировал свои изящные периоды, прежде чем перенести их на бумагу. И не раз восторженный ученый изменял музе истории Клио, обращаясь к божественной Каллиопе, музе аттических поэм. Паганель не скрывал того, что целомудренные дочери Аполлона охотно покидают ради него вершины Парнаса или Геликона. Леди Элен высказала ему свое восхищение, а майор поздравил его с этими мифологическими посетительницами.
— Главное, берегитесь, дорогой Паганель, — говорил майор, — вашей рассеянности; если случайно вам придет фантазия овладеть австралийским языком, то не пытайтесь изучать его по китайской грамматике.
Итак, на яхте все шло прекрасно. Лорд и леди Гленарван с интересом наблюдали за Джоном Манглсом и Мери Грант. Но так как порицать молодых людей было не за что, а Джон Манглс молчал, то они делали вид, что ничего не замечают.
— Что сказал бы капитан Грант по этому поводу? — спросил однажды жену Гленарван.
— Он решил бы, что Джон вполне достоин Мери, дорогой Эдуард, и не ошибся бы, — ответила Элен.
Тем временем яхта быстро приближалась к цели. Спустя пять дней после того, как скрылся из виду мыс Корриентес, а именно 16 ноября, подули сильные западные ветры, те самые, которые чрезвычайно благоприятствуют судам, огибающим южную оконечность Африки, где обычно дуют ветры юго–восточные. «Дункан» распустил паруса и под фоком, контр–бизанью, марселем, брамселем, лиселями, верхними парусами и стакселями полетел вперед, держась левым галсом, так быстро, что винт еле успевал касаться бегущих волн, рассекаемых форштевнем. Можно было подумать, что «Дункан» мчится за призом на гонках Темзинского Королевского яхт–клуба.