Том 3. Дети капитана Гранта - Страница 73

Так, беседуя и любуясь окружающим, путешественники вернулись обратно на яхту лишь с наступлением ночи.

В окрестностях поселка паслись стада быков и баранов; ржаные, маисовые поля, огородные растения, ввезенные сюда лет сорок тому назад, составляли главное богатство населения; ими засеяно было все вокруг, чуть ли не самые улицы столицы.

Как раз в тот момент, когда Гленарван возвращался на яхту, к ней подплыли и шлюпки, которые успели в несколько часов объехать кругом весь остров, но ни малейших следов «Британии» не обнаружили. Это «кругосветное путешествие» имело единственный результат: острова Тристан–да–Кунья были окончательно исключены из программных поисков.

«Дункан» мог тотчас же покинуть эту группу африканских островов и продолжать свой путь на восток. Если он не снялся с якоря в тот же вечер, то только потому, что Гленарван разрешил своей команде заняться охотой на тюленей, несметные полчища которых под названием морских коров, львов, медведей и морских слонов, наводняли бухту Фалмут. Когда–то здесь водились киты, но их истребляли в таком количестве, что они почти совсем исчезли. Тюлени, те встречались целыми стадами. Экипаж яхты решил охотиться всю ночь и весь следующий день, чтобы пополнить запас жиров. Таким образом, отплытие «Дункана» было назначено на послезавтра, то есть на 20 ноября. За ужином Паганель сообщил своим спутникам несколько интересных сведений об островах Тристан–да–Кунья. Они узнали, что архипелаг был открыт в 1506 году португальцем Тристаном да-Кунья, одним из спутников д’Альбукерка, и в течение более ста лет оставался неисследованным. Эти острова, не без основания, считались «приютом бурь» и пользовались не лучшей репутацией, чем Бермудские острова. Поэтому к ним избегали приближаться, и ни одно судно добровольно не бросало возле него якоря, если его не принуждали к этому бури Атлантического океана.

В 1697 году три голландские судна Ост—Индской компании пристали к островам Тристан–да–Кунья, они определили координаты этих островов, а в 1700 году астроном Галлей внес в эти вычисления свои поправки. В период от 1712 до 1767 года с архипелагом Тристан–да–Кунья ознакомились несколько французских мореплавателей. Особенно много внимания уделил ему Лаперуз, побывавший тут, согласно полученным инструкциям, во время своего знаменитого путешествия 1785 года. Эти острова, столь редко посещаемые, были необитаемы вплоть до 1811 года, когда американец Джонатан Ламберт колонизировал их. В январе 1811 года он высадился здесь с двумя товарищами, и они мужественно принялись за работу. Английский губернатор мыса Доброй Надежды, узнав, что остров колонизирован, предложил им протекторат Англии. Джонатан согласился и поднял над своей хижиной британский флаг. Казалось, Джонатан должен был бы мирно и безмятежно царствовать над своими «народами» — стариком итальянцем и португальским мулатом, но однажды, исследуя берега своей «империи», он утонул или был утоплен, что доподлинно неизвестно. Настал 1816 год. Наполеон был заключен на острове Св. Елены, и Англия, дабы бдительнее охранять его, поставила гарнизон — один на Тристан–да–Кунья, другой на острове Асенсьон. Гарнизон Тристана состоял из роты артиллеристов с мыса Доброй Надежды и отряда готтентотов. Он оставался здесь до самой смерти Наполеона, до 1821 года, а затем был переведен обратно на мыс Доброй Надежды.

— Здесь остался тогда один только европеец, — добавил Паганель, — капрал, шотландец…

— А! Шотландец! — повторил майор, которого всегда особенно интересовали его соотечественники.

— Звали его Вильям Гласс, — продолжал географ, — он поселился на острове со своей женой и двумя готтентотами. Вскоре к шотландцу присоединились два англичанина: один матрос и один рыбак с Темзы, экс–драгун аргентинской армии. Наконец, в тысяча восемьсот двадцать первом году один из потерпевших крушение на «Блендон—Голле» вместе со своей молодой женой нашел пристанище на острове. Итак, население острова в тысяча восемьсот двадцать первом году состояло уже из шести мужчин и двух женщин. В тысяча восемьсот двадцать девятом году там было уже семь мужчин, шесть женщин и четырнадцать детей. В тысяча восемьсот тридцать пятом году цифра эта поднялась до сорока, а теперь она утроилась.

— Так зарождаются нации, — сказал Гленарван.

— Скажу еще, чтобы дополнить историю Тристан–да–Кунья, — продолжал Паганель, — что этот остров кажется мне вполне достойным, подобно острову Хуан—Фернандес, называться островом Робинзонов. И действительно, если на Хуан—Фернандес забросило одного за другим на произвол судьбы двух моряков, то такая же участь едва не постигла на Тристан–да–Кунья двух ученых. В тысяча семьсот девяносто третьем году один из моих соотечественников, естествоиспытатель Обер Дю—Пти-Туар, увлеченный собиранием гербария, заблудился и смог добраться до своего судна лишь в тот момент, когда капитан уже давал приказ сняться с якоря. В тысяча восемьсот двадцать четвертом году один из ваших соотечественников, дорогой Гленарван, искусный рисовальщик, Огюст Эрл, был покинут там на целых восемь месяцев. Капитан судна, забыв о том, что Эрл остался на берегу, отплыл без него к мысу Доброй Надежды.

— Вот это уж действительно рассеянный капитан, — отозвался майор. — Без сомнения, это был один из ваших родичей, Паганель?

— Нет, майор, но во всяком случае он вполне достоин этой чести, — ответил географ и этим положил конец разговору.

Ночная охота команды «Дункана» оказалась удачной: убито было пятьдесят крупных тюленей. Разрешив охоту, Гленарван не мог запретить матросам извлечь из нее пользу. Поэтому следующий день был посвящен вытапливанию тюленьего жира и обработке шкур этих ценных животных. Само собой разумеется, что пассажиры и второй день использовали для экскурсии вглубь острова. Гленарван и майор захватили с собой ружья, чтобы поохотиться за местной дичью.